Инстинкт потребления

Светлана Крюкова, "Експерт", №27, 2010

http://expert.ua/articles/9/0/7919/

Глобальная экономика погрузилась в рецессию не из-за недосмотра государственных регуляторов, а из-за стремительного роста госрасходов, считает профессор Анатолий Гальчинский

Современное общество охвачено консюмеризмом — манией потребления. Ее, главную причину кризиса, как и сам кризис, можно преодолеть путем трансформации человеческого сознания. Об этом, а также о кризисе в еврозоне и программе реформ президента Украины в интервью «Эксперту» рассказал бывший председатель Совета Национального банка и советник президента по макроэкономике, профессор, главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений НАН Украины Анатолий Гальчинский.

— В вашей книге «Кризис и циклы мирового развития» вы анализируете экономические события последних трех лет. Как вы оцениваете последствия кризиса?

— Потери от нынешнего кризиса не сопоставимы с последствиями Великой депрессии. Они превышают десять процентов мирового ВВП. По оценкам Джорджа Сороса, привычная структура мировой финансовой системы рухнула. В последнее время модным стало такое объяснение: государство ослабило регулирующие функции. Но это позиция политиков, и я отбрасываю ее как заведомо несостоятельную.

Вся история послевоенного развития свидетельствует о том, что именно государство располагается в центре долговой пирамиды. Перебрав на себя миссию «всеобщего благодетеля», оно стало основным субъектом кредитного рынка. К примеру, в 2009 году в Соединенных Штатах Америки госрасходы разных уровней составили 4,9 трлн долларов, или 33,8 процента ВВП, в Европе этот показатель еще на 20–30 процентных пунктов выше. Пяти триллионов долларов достаточно для того, чтобы скупить все сельскохозяйственные земли США или весь акционерный капитал финансовых корпораций этой страны, стоимость которого, по биржевой оценке, составляла 4,7 трлн долларов. Для сравнения скажу, что в 1929 году госрасходы составили 13,7 процента ВВП. Истоки кризиса нужно искать в этой динамике госрасходов. Речь идет не просто о кризисе, а, скорее всего, о фактическом провале политики «большого государства», проводимой на Западе, да и в Украине, в последние десятилетия.

Однако государство — всего лишь атрибут общества и находится у него на службе, а современное общество по глубинному определению — общество массового консюмеризма. Оно лишено логических границ насыщения: каждая достигнутая цель удовлетворения потребностей становится началом новых стремлений, и так — до бесконечности. Потребность постоянно брать взаймы связана во многом с этим.

— В теории экономики потребности — это основа экономического прогресса: их рост стимулирует производство. Почему вы оспариваете этот принцип?

— В потребительском обществе теряется рациональность потребительского спроса. Происходит разрыв между потреблением и реальным удовлетворением потребностей человека. Формируются ложные, виртуальные потребности, определяющим мотивом для удовлетворения которых становится ничем не измеримое желание «иметь».

— Дело в психологии престижа или в чем-то другом?

— Речь даже не в этом. Дело в самопобуждаемой мотивации, сверхжеланиях, в соответствующем способе самовыражения, в стиле жизни, массовом фатализме. Философ и социолог Герберт Маркузе называл такие потребности, свойственные потребительскому обществу, «репрессивными». Всё это повлияло на экономику. До английского экономиста Джона Кейнса экономика концентрировалась на создании условий производства товаров, после него — на формировании потребительского спроса. Пикантность ситуации состоит и в том, что такой подход деформирует не только потребности. Новые очертания приобретает и сама вещь.

— О чем идет речь?

— Чтобы стать объектом интереса, вещь сначала должна приобрести виртуальные определения — сделаться знаком, символом престижа, почитаемым брендом. На службу этому поставлены все регистры социальной инженерии, средства коммуникации, в первую очередь массмедийные инструменты. Всё это — основное орудие потребительских манипуляций.

В этой системе координат человек теряет свободу выбора, полностью интегрируется в систему вещей, становится приложением этой системы. В конце концов девальвируется богатство человеческой личности, индивидуальность человека. Человек перестает быть носителем автономного познания, становится, по выражению Маркузе, «одномерным человеком». Я называю подобную ситуацию неолюмпенизацией психологии человека — формируются «новые маргиналы», «богатые люмпены», «сытые рабы».

Консюмеризм для всех

— Но во многих бедных странах не решена проблема первичных потребностей. О какой мании вещизма может идти речь, если значительная часть населения находится за чертой бедности?

— Нет прямой корреляции между уровнем доходов человека и манией вещизма. Глобальная экономика — далеко не экономика производства товаров, по факту это та же экономика производства потребителя. Свою специфику имеет и проблема удовлетворения населения планеты продуктами первой необходимости, прежде всего продуктами питания. Эта проблема не связана с технологическими возможностями производства.

Довольно показательна статистика США. Там в 1800 году в сельском хозяйстве было занято почти 80 процентов работающих, в 1900-м — 48 процентов, в 1950-м — 11 процентов, а в 2007 году — всего 1,4 процента. В то же время эта страна и поныне остается одним из ведущих производителей сельхозпродукции. Производственный потенциал украинского АПК также в несколько раз превосходит существующие объемы производства, хотя и при данной ситуации мы экспортировали в прошлом году 41 процент реализованной продукции. Проблема бедности и голода — не проблема производственного потенциала мировой экономики.

Мировое сообщество — это прежде всего глобальная система коммуникации, общее информационное поле, в которых логика потребления доминирует во многих аспектах. Взять хотя бы систему потребительских манипуляций в сфере медицинских услуг.

— Вы об эпидемии гриппа?

— Эпидемии гриппа — это вообще афера века. Но я не об этом. Любой известный потребительский бренд внедряет подобные механизмы. Неслучайно так называемые транзакционные расходы, включающие в себя расходы производства потребителя, превосходят непосредственные затраты на производство товаров и услуг. Поэтому страны периферийного пояса не защищены от превратностей потребительского общества. Потребительское общество интернационализируется, а бедные страны не имеют потребительского иммунитета.

— Так что делать?

— Главное в экономике — человек. Человек со своей психологией и собственным «Я» является и основным субъектом общества массового потребления. Плясать, рассуждая о регуляторах, нужно от этого. Необходимо преодолеть манию потребления через совершенствование сознания человека, утверждение концепции сверхчеловека.

— Это по Ницше? Уточните, о чем идет речь?

— Да, по Ницше, у которого сверхчеловек — это собственно человеческое в человеке. Потребность «иметь» примитивна по своему содержанию. Она формируется не на основе активной позиции человека, его воли и разума, а инстинктивно. В свою очередь, постматериальные потребности подчеркивают в человеке человеческое.

— Постматериальные потребности — это потребности в социальном признании и коммуникации?

— Почти. Речь идет о необходимости сотрудничества и единения с другими. Для Ницше дорога от «недочеловека» к «сверхчеловеку» — это дорога к самому себе, победа над собой, преодоление собственных слабостей, преодоление психологии толпы. Я оптимист и верю в торжество человеческого разума.

— В чем корни долгового кризиса в Евросоюзе?

— Исчерпывающего ответа у меня нет, но общие проблемы уже очевидны. Главное — нынешний кризис свидетельствует о существовании объективных границ интеграционного процесса. Лидеры Евросоюза слишком увлеклись. В последние годы ЕС шаг за шагом продвигался в сторону создания нового сверхгосударства, искусственной ассимиляции наций. Евросоюз начал формировать некую трансъевропейскую идентичность общеевропейской нации. А ведь нация — основа консолидации государства.

В итоге его дееспособность начала снижаться. В последние десятилетия ЕС оказался зоной самых низких темпов экономического роста, провалилась Лиссабонская стратегия инновационного развития. И главное, самозащитные функции сообщества ослабли. Прибавьте к этому патернализм стран так называемой периферийной зоны ЕС, и всё становится ясно.

От радикализма к либерализму

— В 1994 году вы готовили программу радикальных реформ президента Леонида Кучмы. А как оцениваете программу реформ нынешнего главы государства?

— В ней есть ряд положительных сигналов, в первую очередь создание рынка земли, глубокая приватизация, реформа ЖКХ, страховая медицина, плавающий курс гривни и некоторые другие позиции, о которых мы говорим многие годы.

— А васне смущает то, что ключевым разработчиком этого документа стала международная консалтинговая компания?

— Безусловно, иностранные консультанты не могут знать тонкостей экономической политики Украины. Очень важно понимать и чувствовать настроения самого президента, чтобы реформы инициировались им, а не группой нанятых экспертов. Сегодня президент всего лишь озвучивает то, что ему написали.

Однако мне импонирует отход Виктора Януковича от чистого экономизма. Я опасался, что послание президента будет посвящено исключительно экономике, но глава государства уделил много внимания проблемам социального и культурного развития общества. Послание важно не только внутреннему потребителю, но и внешнему рынку. Леонид Кучма начал серию международных визитов после того как обратился с посланием. Тогда Украину оценивали через призму этого документа.

— И всё же, если говорить о сути программы как о пятилетнем плане президента, что вы можете сказать?

— Пожалуй, там нет главного — системной ориентации на формирование в Украине либерального общества и либеральной экономики, что более всего соответствует украинской ментальности. Либерализация должна стать стержневым принципом политики модернизации, которую, как я наблюдаю, пытается сформировать Янукович. Украина может претендовать на достойное место среди стран Восточной Европы, но только как очаг либерализма на постсоветском пространстве.

И в этом контексте раздел, посвященный социальным реформам, — слабый и недостаточно проработанный. Уязвимы разделы, посвященные инвестиционному климату.

У меня сложилось впечатление, что новая власть не осознает главного, происшедшего за годы нашей независимости, — появления у человека чувства свободы. Попытка вернуть всех в клетку военной экономики обречена на провал. Власти не понимают: в новых условиях система управления государством должна по своей сути быть системой управления мыслящих субъектов, интересы которых значительно шире принципов «тупого» экономизма. Я слышал выступление бывшего министра финансов Виктора Пинзеника, по чьей оценке программа реформ написана под Международный валютный фонд.

— У меня такого впечатления не сложилось. Напротив, цели программы расплывчаты, а сроки реализации нечеткие и отдаленные, на чем, в том числе, акцентировал внимание постоянный представитель МВФ в Украине Макс Альер.

— Проблема даже не в формулировках и сроках. Я считаю некорректной двухступенчатую реформу: сначала стабилизация, а потом — реформа. Когда экономика стабилизирована, ее тяжело реформировать. В этом случае действуют самовоспроизводящие регуляторы: если экономика нормально функционирует, зачем в нее вмешиваться? Такая патовая ситуация сложилась в 2003–2004 годах, во время быстрого экономического роста. Сколько бы мы ни говорили о необходимости инновационных реформ, ничего сделать было невозможно. Предприятия получали огромную прибыль и были этим довольны. Именно поэтому правительство Януковича-Азарова тех времен не стало командой реформаторов.

— В стране сохраняется сложная ситуация в бюджетной сфере. Как при этом снизить бюджетный дефицит?

— В 1997–1998 годах мы спасли экономику благодаря секвестрованию бюджета. Кучма подготовил проект указа, который провалила Верховная Рада, однако он в нарушение всех норм всё-таки произвел секвестр бюджета. С 1996 по 1999 год госрасходы снизились с 31 до 27 процентов ВВП. Это позволило не только избежать дефолта, но и заручиться поддержкой международных финансовых организаций. Тогда МВФ выделил нам транш.

Янукович сам по себе достаточно радикальный политик, и если его убедить, он пойдет на решительные действия. Первый посыл нового украинского президента был ясен: государственные расходы будут сокращены на 20 процентов, однако в итоге они даже выросли по сравнению с госбюджетом прошлого года. Решительность президента и власти в целом зависит от коалиции, которая разношерстна. Кроме того, власти готовятся к местным выборам, а это сдерживает реформы.

— Как вы оцениваете адекватность раздела программы «Развитие финансового сектора»?

— Две позиции в финансовом разделе правильные — это усиление независимости Национального банка и либерализация валютного курса. Но я не сторонник национализации банков. Не знаю, что государство будет с ними делать. Те банки, которые были национализированы, стоит продать. Возможно, следует подождать  до тех пор, пока не сформируется соответствующая конъюнктура.

Еще одно слабое место финансовой главы — инфляция. Низкая инфляция — основа благоприятного инвестиционного климата. Необходима очень жесткая монетарная политика НБУ. Я предлагаю применить механизм инфляционного таргетирования. Кроме того, в разделе и программе в целом не указываются инструменты, с помощью которых должна реализовываться бóльшая часть реформ. Программа слишком трафаретна и недостаточно технологична. Над ней необходимо еще много работать.